Катишь. Тот самый поцелуй

Любые совпадения случайны

Часть первая

В Марбелью мы впервые приехали по рекомендации друзей в 1995 или в 1996 году, точно не помню. Как первые деньги накопили, так и поехали.  И потом с кратностью раз в два-три года приезжали в это странное место на краю Испании, где очень холодное море, мало кто в нём купается, очень много англичан и где в хорошем магазине можно летом в сорок градусов тепла купить прекрасную черную мужскую дубленку высочайшего качества. От самой Марбельи до Эстепоны лежит та самая «золотая миля», земля богачей. Там расположены самые красивые кондоминиумы с охраной за высокими заборами. Хоть жить у самого моря здесь совсем не комильфо, нужно повыше в горы уехать.  Но иностранцы этого не знают и селятся в красивых домах, утопающих в экзотических деревьях, пальмах и растениях. Поначалу мы заезжали в Марбелья клаб отель. Так уставали за год, что готовы были на  все только чтобы не думать о быте, чтобы была возможность заказать в номер хорошую еду и чтобы море было близко.
Приезжали мы надолго, почти что на месяц. Когда приезжаешь надолго, то сначала лежишь пластом и спишь, а потом начинаешь обживаться. Сначала обследуешь все интересные места на территории отеля. А потом выбираешься за пределы территории, и тут уже нет границ для фантазии и упорной работы. Где какие магазины и магазинчики, где продают хорошее белье, а где обувь и сумки, и всякую всячину, мелочевку, украшения - всё без чего не обходится жизнь а отдыхе. Такое удовольствие покопошиться на прилавке, когда тебе вывалили всякие красоты. Ты никуда не торопишься, времени полно, муж над душой не стоит, встречается с друзьями в ресторане отеля. И ты как вольная птица Сирин выискиваешь драгоценные крупицы в ставших такими родными магазинами Марбельи. Нужно с ними разобраться, а потом погрузиться в исследование больших торговых центров Пуэрто-Бануса и ресторанчиков на его набережной.
В очередной свой заход по магазинам и магазинчикам Марбельи остановилась, опешив, перед прилавком, на котором красовалась глухо зеленая сумка, сделанная как врачебный саквояж. Пока дрожащими руками открывала все запоры и крючочки, боковым зрением увидела прекрасную черную дубленку, размером как раз на моего мужа. Прижимая зеленую сумку к себе, попросила показать и дубленку, прикидывая, что попрошу ее задержать до завтра. Потому что сегодня уже точно не смогу из-за стола вынуть супруга и притаранить его в этот магазин в центр Марбельи. И пока мои глаза изучали приближающуюся дубленку - цвет, качество кожи, оторочка рукавов, пуговицы, обработка петель, параллельно ощупывая сумку, которую так и не выпустила из рук, услышала справа сбоку негромкий очень приятный голос. Обращались ко мне, говорили по-русски.
- Простите, не расслышала, - я повернулась к говорившей.
И никогда не забуду этот момент. Открытое необычайно миловидное тонкое лицо, сияющие зелёные глаза, и лебедения тонкая рука с длинными изящными пальцами, вытянутая в сторону дубленки. Она что-то говорила по-испански продавщице. Было видно, что они давно знакомы и приятельствуют.
- Говорю, что наверное вы привезете своего супруга померять эту замечательную дубленку. Но уже наверное не сегодня. Дело к вечеру. Скоро все пойдут ужинать. Как? Вас устроит подъехать сюда завтра на примерку часам к 12-00? А то потом сиеста начинается.
Я была так тронута вниманием незнакомки. Испанского я не знала. По-английски конечно изъяснялись. Но было очень приятно моей уставшей до края душе, что кто-то обо мне позаботился. И плюс ко всему я была очарована внешностью и манерами незнакомки. Тот самый случай, когда встречаешь человека, пытаешься разобраться в том, что тебя так тронуло в нем, что очаровало? И не можешь сказать точно. Но знаешь, что очень захочешь встретиться с ним ещё раз, узнать его историю. Что будешь совсем не против познакомиться с его любимыми блюдами и напитками, любимыми темами, книгами, музыкой. Потому что понимаешь, что все, что связано с ним необычно изыскано или окутано какой-то тайной, придающей загадочное очарование всему, что делает, произносит этот человек.
- Я очень вам благодарна за помощь! - действительно, мне очень помогло содействие этой необыкновенной женщины в центре приморского испанского города. Она поддержала меня, договорилась с хозяйкой магазина. И, как мне показалось, была не прочь поболтать.
Обменявшись телефонами с госпожой в магазине, мы вышли с приятной незнакомкой на улицу.
- Меня зовут Катишь. А вас?
- Меня Елена. Можно Лена. Очень приятно.
- Мне тоже очень приятно. Давайте посидим. Выпьем кофе. 
- Да, давайте. Я с удовольствием. А то, честно говоря, подустала от таких переживаний. Подумать только - в испанском городе-курорте готова купить мужу дубленку. Где такое видано?
- Это да. Я тоже первое время удивлялась. Но испанцы считают, что к ним приезжает много людей с возможностями из холодных стран, где эта дубленка и может пригодится через пару месяцев. Русских тоже много. У вас же по-прежнему зимы холодные.
- Зимы холодные. Все как всегда. Вы давно не были в России?
- Давно.
- Хочется спросить, как вы уехали и почему. Но вроде бы неудобно лезть с расспросами.
Нам принесли кофе, по стакану воды. А все это время мы с Катишь изучали друг друга. Потому что конечно первое впечатление верно, но какие-то детали могут его изменить или пододвинуть. Поэтому опытные люди, а мы с моей новой знакомой, судя по всему, к таким и относились, продолжают изучать собеседника, вернее сказать, продолжают ощущать человека, с которым вот так неожиданно свела судьба, и вы понравились друг другу.
- Вас наверное удивило мое имя. 
- Да, удивило. Это так необычно, что в первую минуту я даже потеряла дар речи.
- При рождении назвали Катей. Но мама почему-то всегда звала меня Катишь. Постепенно и все вокруг стали звать также. Вы надолго приехали в Марбелью?
- Приехали надолго. Нужно отдохнуть. Остановились в Марбелья клаб отеле.
- Ооо, недешевое удовольствие.
- Очень устали за год. Решили, что заработали, заслужили себе такой отдых.
- Без сомнения заслужили. Я подумала, что вы доктор, врач.
- Ха-ха! Как вы догадались? Очень интересно!
- Ну, во-первых, вы очень внимательны к людям, вежливы, не хамите высокопарно, как некоторые русские дамы на отдыхе. И потом сумка, которая так вам понравилась. Это же по виду настоящий врачебный несессер. С потайным дном, удобными замками, из которого удобно доставать и медицинскую книжку для записей, и шприц с лекарством для уколов. Очень боюсь уколов - Катишь улыбалась.
- Ну, если мне когда-нибудь придется вас уколоть, уверяю - ничего не почувствуете. Я тоже чего-то развеселилась.
- А какой вы доктор? Какая у вас специализация?
Это был традиционный вопрос, если знакомишься, встречаясь с новым человеком.
- Если не утомлю вас всякими медицинскими подробностями, то расскажу.
- Мне очень интересно. Мое общение с русско-говорящими ограничено. Я буду очень внимательно слушать.
Я долго рассказывала о гомеопатии, как гомеопатический метод лечения выписывается в работу сегодняшнего практикующего врача. И как-то невольно перешла к теме о том, как сложно и ответственно иметь свою практику, и что люди, которые не получили помощи в государственной медицине, потому что там 10 минут на человека, ищут частно практикующего врача, владеющего несколькими методами диагностики и лечения, с которым можно говорить столько сколько нужно, который не отмахнется ни от одного из ваших симптомов, во всем разберется и честно скажет, какое из ваших состояний поддается лечению, а какое в виде доставшейся по наследству слабости будет прогрессировать с возрастом, которое нужно поддерживать, но не пытаться вылечить тоннами токсичных лекарств, не получив при этом должного или ожидаемого эффекта.
Катишь слушала очень внимательно. Казалось, она впитывала каждое слово.
- Я поняла. Вы лечите и тело, и душу. Потому что все связано. Вы помогаете всему, что есть человек. Не отдельно голова и ноги. А все целиком. 
- Да, все верно. Ну теперь давайте я передохну, а вы расскажете о себе. Кто вы по специальности? Работаете ли здесь?
- Я пианистка.
Почему-то я очень удивилась. Не знаю почему, но удивилась очень. Виду не подала.
У Катишь зазвонил телефон. Она ответила по-испански. Потом повернулась ко мне:
- Леночка, я ваш должник. Вы сегодня мне рассказали очень много интересного и очень важного для меня. Сейчас мне нужно уйти. Договариваюсь о работе. Это важно. Вы простите меня пожалуйста. Отдохнёте от меня. Но очень прошу, давайте встретимся, когда сможете, через несколько дней, как будет возможность приехать в Марбелью из вашего чудесного отеля. Вы не против?
- Конечно, Катишь! Я очень за. Давайте созвонимся через несколько дней и встретимся.
- Отлично. Договорились. Желаю вам удачи и договориться о работе.
- А я желаю, чтобы дубленка подошла и понравилась вашему мужу. И чтобы та сумка перекочевала к вам в номер. И радовала доктора.
- Спасибо ещё раз! До встречи!
- Пока, пока - Катишь махала мне в пол-оборота рукой, выходя из кафе.

Некоторое время я сидела за столиком почти что оглушенная своим же собственным голосом. Я много говорила с незнакомой мне женщиной. Было чувство, что я своими словами и вниманием к ней (это профессиональная привычка, которая поначалу ни о чем не говорит) заполняю какую-то глубокую, глубинную пустоту в ее душе. И это чувство не было новым. А даже совсем наоборот. Очень часто, когда встречаешь русского человека за границей и, если вдруг случается, что начинается общение и разговор, возникает то же самое. Особое чувство, что своим вниманием и общением с уехавшим давно и недавно, поддерживаешь, помогаешь ему, наполняешь его изнутри. О том, что твой собеседник ожил говорят внешние изменения, которые наблюдаешь прямо тут за столом и в уютной гостиной. 
Поначалу несколько заторможенный, вялый, возможно чуть надменный человек через два часа общения и беседы покрывается лёгким румянецем, который смягчает черты, делает лицо отчетливо красивым, как будто кровь быстро быстро побежала по сосудам и оживила его. На лице появляется улыбка. Он начинает быстрее говорить, строить активные ассоциативные ряды, становится более контактным и необыкновенно милым. Настолько, что даже хвалит местную кухню, если вы в ресторане.
Катишь тоже изменилась за время нашей беседы. Ушла зажатость и скованность, на которые я вначале не обратила внимания. Постепенно проявились живость и жажда общения. Она вдруг стала гибкой, пластичной и в движениях, и в словах. Этот нежный румянец пробился-таки сквозь южно-испанский загар. Теперь ее можно было назвать Мисс Очарование. Интересно, она всегда раньше была такой? И что заставило ее измениться и приехать жить на юг Испании?


Часть вторая

Дубленку мы купили, она прекрасно села. Муж был доволен. Сумку тоже забрали. И я, сидя в номере, мечтала не о новых покупках, а о том, как сложу в эту зеленую прекрасной кожи все нужные мне для работы вещи, и как удобно мне будет ее раскрывать и находить все нужное6 необходимое. Когда пафосные знакомые фыркали, почему я не таскаю все свои дела в сумке Эрмес, «там ведь тоже есть большие», я поначалу объясняла, что эти сумки очень неудобно открываются, нет обзора всему, что в ней лежит, что она теряет форму и становится не очень приятной для обозрения дорогой вещью. Та, которую я купила несколько лет назад, так и стояла без пользы. Больше я не купила ни одной Эрмесины, так меня раздражала её нефункциональность, и что ее очень неудобно открывать.
Прошло несколько дней. И в послеобеденную сиесту раздался звонок Катишь. Она приглашала меня в ресторан своего друга в Пуэрто Банус. Мы все с Игорем обсудили, и я согласилась. Оказалось, что тот кондоминиум, в котором жила Катишь, находился по дороге из Марбельи в Пуэрто Банус. Ну и прекрасно. Это пространство было еще плохо обследовано. А наша встреча в любом случае поможет познакомиться еще с одним важным местом на Золотой миле.
Приехали обе в лёгких черных открытых платьях. Друг Катишь организовал нам уютный столик в закутке. Не на проходе. Там мы могли спокойно поесть и поговорить. Катишь выглядела немного странно загадочной. Я немножко заволновалась честно говоря, и как-то легко махнула сразу бокал белого испанского игристого. Было чувство, что сегодня беседа будет не простой.
Мама дорогая! Невозможно было представить, что я услышу в этот вечер. Я тысячу раз думала потом, что было бы, если бы… Если бы я не пошла на эту встречу и не продолжила случайное знакомство.
Только спустя много лет я узнала и поняла, что все, что происходило в моей жизни, было не случайно. Я должна была услышать, прожить, понять, перестрадать и написать об этом. Потому что мы не знаем, что происходит в соседнем доме, в соседней квартире, из которой выходят нам навстречу улыбающмеся соседи. Я должна рассказать. Теперь это моя главная работа и это мой крест.
Нам подали шикарных креветок, потом вкуснейшую рыбу и тонну овощей, затем и ананасы конечно же. Краем глаза наблюдала наших селебрети, которые накупили квартир и домов в округе. Я кивнула в сторону известного исполнителя, который ужинал с пожилой мамой и друзьями:
-Вы знакомы?
-Да, конечно. Он зовёт меня аккомпанировать ему на мини концертах для своих. Но сейчас я в тени, меня не видно, и Слава Богу! А то мы не смогли бы поговорить.
Слово за слово, и я услышала историю Катишь. Которая потрясла меня, заставала сжаться сердце и голову, сдавила все мои нервы, заставила окаменеть, а потом рыдать в течение недели без остановки - благо мы были на отдыхе, и у меня понимающий муж, который привык, что я доктор и переживаю вместе со своими пациентами.
Вот эта история. Катишь, теперь моя дорогая измученная, настрадавшаяся, раненая, и всегда такая нежная, красивая, талантливая, чувствительная и по-прежнему сквозь века и время горячо любимая. Бессмысленно передавать наш диалог. Самое главное то, что рассказала она сама.

«Я родилась в Московской семье. Дедушка - генерал. Заслуженный человек, прошедший всю войну. Мама с папой поженились по любви, родили нас с братом. А папа потом решил уехать в Америку. Мама отказалась. Они разошлись. Дедушка, мамин папа, был очень недоволен, переживал, потом умер, оставив маме большую дачу на берегу Истринского водохранилища. В этом месте после войны выдали по большому куску земли военным генералам. Так образовался большой вальяжный генеральский посёлок на берегу красивейшей части водохранилища. Мы проводили там почти что пять месяцев в году, перебираясь на зиму в московскую квартиру. Наш участок находился в «престижном» месте посёлка, прямо на берегу. От песочного пляжа территорию участка отделяла дорога. И, поскольку участки были очень большими, в районе гектара, то ограждающий забор с другой стороны выходил на параллельную улицу. Так что мы могла со своего участка попасть и к воде и пляжу, а с другой стороны могли выйти на улицу, которая вела к клубу и огороженой территории, где собирали мусор перед отправкой его. Вдоль берега росли красивые грустные ивы, грациозно свешивая ненасытные водой ветви.
После окончания Консерватории я вышла замуж. Мой муж был старше меня на десять лет. И мне казалось, что я люблю его. Очень высокий, костистый и очень неуютный. Уже тогда он был начальником в Радиокомитете. И с каждым годом поднимался все выше по карьерной лестнице. Наш брак он называл «закрыть брешь в семейной истории». Женился на генеральской внучке. Это было ему очень нужно. Престижно для их небогатой семьи. Родился сын. Маленький любимый мальчик. Он рос, становился старше. Муж говорил, что теперь не страшно отнимать его от мамкиной юбки и каждое лето отправлял его в летний лагерь в Англию. Под предлогом выучить язык. По мнению мужа знание английского языка открывало двери в большой мир. Да никто с этим и не спорит. Но у меня все время было чувство, что он хочет оторвать сына от меня, не дав вырасти. На дачу он приезжал редко. Говорил, что «барахтаться в генеральской луже» у него нет времени. Но тем не менее купил небольшой катер-яхту, уплывал на середину водохранилища, опускался в воду с ластами и маской, прихватывал с собой ружьё для подводной охоты. И самое интересное, что привозил домой рыбу. Когда-то запустили нерест для генералов и следили за тем, чтобы заслуженным военным можно было посидеть с удочкой на берегу или отплывая в полный покой и одиночество на середину большой воды.
Приезжал мой муж на дачу не часто. Я понимала, что ему очень нравились короткие любовные интрижки со своими сотрудницами. Работать мне он не давал, говорил, что «мои трели никому не нужны, что люди должны слушать по-настоящему талантливых исполнителей». Уже спустя время я поняла, что он всячески пытался унизить меня, делал это всеми возможными способами. Зачем? Все это доставляло ему удовольствие и давало возвыситься над окружающим миром.
А я тлела, как догорающая свеча. Единственная радость — я много читала, играла, стараясь не уничтожить память рук, на даче был рояль. Мы проводили с мамой время на пляже и пекли пироги.
И вот однажды мы узнали, что соседи через два дома продают свой дом и участок. С одной стороны было жалко старых хозяев. Но мы понимали, что им уже не по силам заботиться о доме и большом саде. И с нетерпением ждали, кто же купит все это непростое хозяйство, кто будет нашими новыми соседями. Приехала семья - моложавая бабушка с дедушкой, папа с мамой, их дочка и большая лохматая собака. Как оказалось бернский зенненхунд по кличке Талиджан Аллан Ричард третий. У бабушки и мамы были практически одинаковые блондинистые начесы. Дачу они не любили. Просто вложили деньги в бывшую генеральскую недвижимость. Это было престижно. И на даче главными жителями оставались папа девочки и его собака с длинным мудреным именем, но ласковой домашней кличкой Тяпа, Топик, Талька, Жаньчик, Аллан-джан, ТалиРи и Пупсик. Как собака понимала, что к ней обращаются на стольких языках при помощи этого огромного количества кличек, я не знаю. Но лохматый зенненхунд откликался на каждую. 
Как-то раз мы с мамой были на пляже. Я лежала, закрыв глаза. И вдруг почувствовала рядом с собой глубокое дыхание и удар о землю большого тела. Это бернский зенненхунд Талиджан Аллан Ричард третий подбежал ко мне и улегся, вытянувшись вдоль моей правой ноги, исщекотав длинной лохматой шерстью. Вы как к собаккам относитесь? Хорошо? И я тоже хорошо!
Через минуту услышала рядом голос:
- Простите пожалуйста. Тяпа, ты сегодня такой бесцеремонный. Извинись, вставай и пойдём домой.
Я присела на подстилке и посмотрела вверх на говорившего. Это был папа вновь заехавших соседей. Мы познакомились. А я все смотрела снизу вверх и кроме как Катишь, не могла проронить ни слова. Потому что это был он, который мне снился, о котором я мечтала, рыдая ночью от того, что, проснувшись, видела рядом с собой своего полупьяного надменного мужа. Мой любимый, которого я ждала всю жизнь, дурея теперь от того, что мужчина, о котором я мечтала, вдруг материализовался на дачном пляже, и он говорит со мной. Красивый, светлый, уютный, с копной каштаново-золотых волос, выцветших на солнце и переливавшихся в лучах всеми цветами таинственного сказочного золота. Было такое чувство, что я впервые за долгие годы смогла вздохнуть. Расправились лёгкие. Я смогла дышать. 
Потом мы о чем-то говорили. Присоединившаяся к разговору мама спрашивала, что они решили сделать со старым сараем старых хозяев, который использовали как гараж.
-Вы понимаете, он же в любую минуту может рухнуть. И машину в него ни в коем случае ставить нельзя.
- Вы правы, соглашался новый сосед. - Мы уже стали думать, как с ним быть. Если будет время, заходите посмотреть два проекта, которые подготовил наш архитектор. Будем решать, какой из них лучше. Все-таки вода близко. Это надо учитывать.
О чем еще говорили, мне было все равно. Я любовалась им, тем, о ком неосознанно мечтала всю свою жизнь.
Куда деваться, когда вы соседи? Все время сталкиваешься то на пляже, то в магазине, то на лодочной станции, где стояли наши мини яхты. И каждый раз, как встречали соседа с его собакой, пёс ложился около меня и клал голову мне на ногу. Так полюбил меня, наверное почувствовав, как полюбила я с первого взгляда его хозяина.
Это было такое сладкое мучение видеть его и не мочь дотронуться, коснуться рукой, погладить красивые золотисто-каштановые волосы, их непослушные завитки.
Прошло лето. Наступила осень, а потом и зима.  
На Новый год мы приехали на дачу. Муж ворчал всю дорогу, что машину едой перегрузили. Спорить и объяснять ему, что хотели остаться до Рождества было неохота. Приехали, взялись с мамой за готовку. И сам Новый год прошел на удивление мирно. Второго днём муж уехал в Москву, забрал сына. Отправлял его в зимний лагерь в Англию. Мы уже привыкли. Спорить с ним и по этому поводу было бесполезно. Но так хотелось, чтобы мальчик отоспался, накатался на санках, коньках, навалялся в снегу с соседскими ребятами. Я очень надеялась, что вернувшись, он ещё застанет большой пушистый снег, сверкающий прозрачный лёд на водохранилище, под которым плавала незнакомая мне большая рыба. Они уехали. А мы остались в тепле с горящим камином, тремя бутылками Мерло и задушевными разговорами. Вот тогда-то мама и спросила меня о новых соседях, главным образом расспрашивала меня о том, какое впечатление на меня произвел папа и его зенненхунд. Я думаю, она поняла, что-то заметила. Уж кому кому, но ей-то было очевидно, как я несчастна в брака со своим жилистым динозавром. Мама родила меня в двадцать лет. И мы были почти что подружки. Я не делала ошибок, не переходила грань, очень любила маму, относилась к ней большим уважением. Поэтому нам легко было и дружить, и сохранять уважительные отношения мама-взрослая дочь. 
Мама поговорила с братом — он звонил поздравить с Новым годом, а потом предложила мне поехать на Рождество к брату, они с большой семьей жены жили на Новой Риге. Но я отказалась. Просто просила ее никому не говорить, что осталась одна на нашей даче. На том мы все и порешили. Мама сказала, что мне очень важно отдохнуть ото всего. За ней приехал водитель семьи жены брата, передал мне свежую клубнику из ресторана нашего знакомого, и мама укатила по вьюжному снегу, помахав мне рукой. 
Вечером перед Рождеством я накрыла стол для одного и решила пройтись по посёлку, посмотреть, как украсили уличные ёлки соседи. У нас только на одной ёлке около дома была развешена гирлянда. А особо увлеченные соседи по пол лесных участков украшали. Выходила на соседнюю улицу через заднюю едва приметную калитку. Ещё даже немного подразгребла снег на полдороге к ней. И, выходя с участка, наткнулась на зенненхунда Тяпу и его хозяина. Тяпа сразу лёг мне ногу, а потом стал валяться на спине в снегу около меня, возвращаясь каждым кувырком к моей ноге. Забросал меня снегом. Но был так счастлив, что пришлось махнуть рукой на замшевые сапоги, они уже все были в снегу и в Тяпе. А на меня с восторгом и изумлением смотрели глаза Тяпиного хозяина. Он никак не ожидал, что мы встретимся. Был очень счастлив и взволнован, как признался потом. 
Знаете, наверное никогда невозможно вспомнить первые минуты общения с человеком, в которого ты влюбляешься. Все как в тумане. Какие-то слова, случайные прикосновения. Разговор, из которого я поняла только то, что всё его родные вчера уехали в Москву, им снег надоел, захотелось в рестораны, и было приглашение на вечеринку в известное место, где командовал парадом друг моего мужа. Насколько там противно я знала уже давно. И меня туда было не заманить. Но некоторые почли за честь.
Мы гуляли по пустынным улицам посёлка. Никого так и не встретили. Я была этому рада, не будет досужих сплетение и разговоров. Мой спутник что-то рассказывал, кидал палку Тяпе, тот бежал, приносил, а потом валился в снег перед моими ногами. Как это вышло, я не знаю. Но я пригласила его к себе, рассказав, что все уехали. Он очень обрадовался. Рассказал, что тоже остался один. И с удовольствием примет приглашение встретить Рождество со мной. Мы пришли в тёплый дом, подразогрели камин. Еда у нас всегда была очень вкусной. Вино и шампанское. Уже не помню, в каком порядке мы все это пили. Зенненхунд ушел на прохладную террасу, в доме ему было жарко. А мы сытые и обогретые уселись на диван на достаточном расстоянии друг от друга смотреть телевизор. 
И это тоже никогда невозможно предугадать или спланировать, или как-то рассчитать. В какой-то момент я просто почувствовала, что он совсем близко, почувствовала его тепло, нежность и что его губы обнимают меня. Это был уводящий от реальности тот самый поцелуй, когда он так нежно прикасается к твоей верхней губе, и пока ты умираешь от нового неизведанного доселе чувства, он спускается ниже и тогда вы уже полностью сливаетесь в необыкновенном любовном порыве. Я знала, что любила его давно, заочно, ещё до тех пор пока не встретила. Это был мой любимый из снов, моя мечта. И вдруг самым невозможным образом всё стало реальностью. Теперь он был здесь, рядом со мной. Он обнимал меня наяву. И это было настоящее чудо. Настоящее счастье. И моя огромная, самая большая в мире любовь. 

Наша Любовь любила нас, а мы ее. Мы встречались тайком, чтобы нас не увидел никто. Ходили, лелеяли наши встречи. Все время были на связи, знали обо всем, что происходит в наших семьях. Мой любимый был дизайнером и прекрасным художником. Он все время делал наброски с идеями, как перестроить наш старый дом, как сделать его светлей и расширить зимним садом. Эти наброски хранились в большой папке на даче прямо в гостиной.
Спустя время, я поняла, что мы были настолько счастливы, что что-то упустили в защите себя. Купаясь в любви что-то проморгали. Возможно чем-то себя выдали. Уже спустя годы, бывший муж сказал, когда мы встретились — он выследил меня — в снежной Москве, что нас выдал пёс, который никогда не стал бы относиться с таким обожанием к посторонней женщине, не хозяйке. Как бы то ни было, но муж-динозавро-птеродактиль, заподозривший меня, нанял тогда летом под предлогом, что нам с мамой тяжело справляться с дачей и участком тетку-горничную. Совсем безрукая она только хорошо следила за сыном на воде, на пляже, на прогулке. 
К нам на пляж, а он был одним из лучших на береговой линии, собирались жители окрестных поселков и деревень, в жару было не протолкнуться. И многие уходили с сторону лодочной станции. Отдыхали на своих лодках. 
Тот август был особенно тёплым, рыба прямо выпрыгивала из воды. В Истринском водохранилище много всякого водится судак, лещ, налим, густера, язь, плотва, окунь, щука, уклейка. Это все съедобная рыба. Поэтому рыбаков много и многие держат лодки и снасти для ловли.

Мы с мамой были на пляже. А муж с сыном отправились на лодку. Потом почему-то быстро вернулись. А потом над нашим тихим местом раздался страшный женский вой. Причём голосило их несколько, и наша домработница тоже. Я узнала ее голос. Вой был таким страшным, что я сначала оцепенела, потом голову заволокло туманом, а потом я встала и пошла туда, где кричали. На своей лодке лежал мой любимый, мое счастье, моя Любовь. За лето он уже загорел. Подмосковный загар красноватый, густой, ложится плотно и долго не смывается. Но я не видела загара. Он сам и всё вокруг было залито кровью. Его уже закрывали полицейские черным брезентом. Но я успела увидеть его спокойное красивое лицо, откинувшиеся назад пряди волос и торчащее из области сердце гарпун от ружья для подводной охоты. Как потом выяснилось, мой Любимый и работяга с соседней лодки о чем-то поспорили. По странному стечению обстоятельств рабочий с соседней лодки оказался помощником моего мужа, и лодка эта была тоже моего мужа. Рабочий не был трезв, вызверился, орал, что все не так причаливают, не по правилам, схватил в припадке пьяной ярости ружью для подводной охоты и выстрелил в моего Любимого. Гарпун стреляет на четыре метра. Этого хватило, чтобы пробить сердце. Мой мужчина, которого я искала всю жизнь, умер сразу. Я его ещё чувствовала. А потом он стал отдаляться, и с тех пор я знаю, что он где-то тут, но нас отделяет невидимая прозрачная стена, и никак не могу коснуться его руки. В тот же день муж-птеродактиль сжег все рисунки, которые любимый сделал для меня в надежде, что всё-таки решимся перестроить свой старый дом.


 

- Я шокировала тебя своим рассказом? Ты не ожидала. Думала, спокойно посидим у моря в ресторане. А тут такое. 
- Я просто потрясена. До сих пор не отошла. Как ты?
- Я тоже. Никогда не рассказывала никому всё в таких подробностях. Хочу приехать в Москву зимой. Увидимся?
- Конечно увидимся. Обязательно.


Часть третья

Я понимала, что уговаривать её бесполезно. Она была полна той Любовью, которую когда-то встретила на своей замечательной даче.
И как это часто бывает, всех, кто приходил в её жизнь, она сравнивала со своим Любимым. Любое сравнение было не в их пользу.
Время шло. Мы реже стали приезжать в Марбелью. А Катишь устала от поездок в Москву. Много времени занимала её поездки по Европе.
И однажды произошло следующее. Работая в Венеции в отеле Бауэр-иль Палаццо в свободное время решила  пойти на концерт Jack Savoretti. Пришла вся в слезах и сразу позвонила мне:

Через несколько дней я получила от Катишь письмо. Она писала, что очень любит нас. Что доверяет. И очень просит не волноваться, не беспокоиться. А просто исполнить её просьбу. Когда её не станет, рассказать
её историю, описать её так, как мне виделось, как я считаю нужным.
Две недели назад, как раз перед концертом молодого певца, она была на повторной консультации у врачей, которые подтвердили, что в её организме развивается опухоль, поразившая женские органы. Но всё это прекрасно лечится, говорили врачи. Ей только нужно дать согласие на лечение, и всё начнут делать.
После концерта Катишь приняла решение отказаться от терапии. Она решила отказаться от лечения. Потому что никогда уже в своей жизни она встретиться со своим Любимым. Но он там, куда все попадают после смерти Он ждёт её. 
Читать такое тяжело. И говорить с человеком, который принял такое решение тоже не просто. Но это была Катишь.
- Не смей рыдать обо мне, - сказала она грозно. - Ты должна понять. Я хочу к нему. Здесь на земле меня уже ничего не держит. Я надеюсь на твою моральную поддержку. Здесь есть врачи, которые мне помогут всё сделать правильно.

Я уверена, что Бог и его Ангелы слышали каждое её слово. Потому что людей, которые могут, умеют любить так искренно, так ласково, так сильно не так уж и много. Она ушла через пять месяцев. Я думаю, что все хотели ей помочь, и постарались сделать так, чтобы она не мучилась.


Пусть Новый год принесёт нам Светлое Рождество, наполненное силой Божественной Любви! Нам всем это очень очень надо.